Ангарский Сокол - Страница 72

– Благодарствую за весть добрую, – отвечал Карпинский, – присядь, угостись. Макар, дай стрельцу поесть.

Обрадованный воин сел на бревно у костра дожидаться ангарских варёных клубней, а Пётр и Павел направились к воротам острога.

– Онфим, пошли с нами, чего сидишь? – позвал парня Грауль. – Только забеги за чернилами и бумагой. Перья опять не забудь!

– Вот, гляди, Пётр. – Беклемишев обвёл рукой пространство енисейского посада, заполненного людом. Крестьяне старались кучковаться посемейно, многие отыскивали среди людей своих бывших соседей, друзей, чтобы быть поближе друг к другу.

– Считать будешь, поди? – поднимая воротник, кивнул на крестьян Измайлов.

Словно предупреждая о скорой зиме, налетел холодный ветер, заставивший всех поёжиться от неожиданности.

– Мы считать будем только во Владиангарске. Там и оплата, – отвечал Павел. – Людей есть где разместить? Впереди зима.

– Да, за посадом есть срубы, там же и землянки. – Воевода махнул рукой в направлении летом поставленных изб.

– Никаких землянок! – тут же повысил голос Павел. – Все люди должны быть живы и здоровы. Зимовать в землянках – верный путь заболеть. Василий Михайлович, размещайте крестьян в остроге. Пусть кучно – зато в тепле. Если места не хватает – подселяйте к себе в дом!

– Ты, Павел, гонору убавь чутка! – воскликнул Измайлов.

– А что вы хотели? Навезти народу и оставить его в холоде и голоде? Так ли царский приказ должно исполнять? – вступил в разговор и Карпинский.

– Василий, они кругом правы. Не надобно нам о сем спор весть. – Беклемишев решил погасить назревавший конфликт.

Однако Измайлов, молодой и горячий, явно затаил обиду на заносчивого белобрысого ангарца, сующего свой конопатый нос в воеводские дела. А вечером он напомнил об этом – его люди, с трудом распихав кресть ян по помещениям, привели несколько семей и в церковную пристройку. Две семьи принял и посольский этаж – в их числе и Корнеевы из Засурья. Ивашка сразу сошёлся с отроком Онфимом, который неожиданно для него оказался из ангарцев. Тех самых, к кому они и держали этот нелёгкий путь с момента пленения их казанцами. До сих пор, вечерами, у Ивашки сжимались кулаки и катились крупные слёзы по щекам, когда вспоминал он об оставленных дома бабке с дедом да о верном Колтуне. А осень становилась всё холоднее, а ледяное дыхание зимы пробиралось в дома по ночам, заставляя людей укутываться теплее да заносить в дома горшки с углями.

Албазин. Конец октября 7146 (1638).

Конские копыта выбивали чёткий ритм на твёрдой, не отошедшей от ночного заморозка земле. В стороны разлетались жёлтые скукоженные листья, в ушах свистел ветер, гонец поспешал до Албазина. Александр, новокрещёный даур из Умлекана, должен был доставить важную весть для майора Алексея – главного человека на Амуре. Завидя близкие стены крепости, Александр притормозил коня и, выпрямившись в седле, с удовольствием стал смотреть, как над шумящей стеной леса вставало огромное, яркое солнце.

– Эй, весть из Умлекана для майора Алексея! – Конь молодого даура гарцевал перед закрытыми воротами крепости.

Александру, только что начавшему отращивать бороду, не терпелось передать послание. Наконец ворота начали отпирать, и гонец, взяв коня под уздцы, с восторгом зашёл в Албазин. Первый раз после того, как на Амуре появились ангарцы. Ту некогда бывшую здесь деревню можно было забыть. Теперь на её месте возвышалась крепость, столица даурского князя Ивана, до крещения бывшего Шилгинеем. Под защиту крепости и новой власти на великой реке постоянно приходили даурские, дючерские и солонские землепашцы и скотоводы, прельщённые отсутствием тут тяжких поборов, как у своих князьков. Так что кем бы они ни были, эти пришельцы, но дело своё они знали крепко.

– Ну, давай бумагу, что ли, – с улыбкой сказал один из ангарцев Александру, когда тот доложился в княжеском доме о прибытии.

– Майору, – начал было даур, опасаясь за письмо.

– Не боись, передам! – Ангарец, высмотрев кого-то в коридоре, крикнул: – Игнат! Отведи гонца в столовую, а я к Сазонову.

Чуть позже, сидя в тёплой комнате при кухне и уминая варёную картошку с рыбой, Александр решил для себя непременно вступить в дружину князя Ивана, ведь тогда можно и жену взять побогаче, как у Захария, его дружка.

– Товарищ майор, пришла группа с Баргузина. Доставили радиостанцию и боеприпасы. – Васин с радостью протянул Сазонову только что принесённое письмо.

– Отлично! – Майор, поднявшись из-за стола и подойдя к окну, быстро пробежал глазами текст и посмотрел на своего заместителя: – Олег, готовь повозки и людей. В сопровождение возьмёшь пару казаков и четырёх дауров, выбери лучших из тех, что уже стреляли, – выдашь им ружья казачьи, а казакам винтовки. Всё, давай!

– Есть! – Васин загремел сапогами по коридору.

Обратно в Албазин увеличившаяся на десяток человек группа пришла уже глубокой ночью. На воротах и стенах крепости горели факелы, по посаду прохаживались редкие патрули. Широкие ворота распахнулись перед прибывшей колонной, и повозки вкатились во внутренний двор крепости. Тут же появились заспанные подростки, ухаживающие за лошадьми. Они распрягали коней и уводили их в стойла. Сазонову же не терпелось проверить работоспособность радиостанции. Сам Албазин стоял на холме, самой высокой точкой которого была наблюдательная башенка княжеского дома, расположенная на уровне третьего этажа. Длиннющий шест, сделанный заранее, уже ждал антенну на крыше дома, половину которого занимал князь даурский Иван, а другую половину – Алексей Сазонов, по сути являвшийся наместником Ангарии. Коломейцев, приведший группу из Баргузина в Умлекан, был связистом, поэтому настройка радиостанции и установка антенны не заняли лишнего времени. Чтобы оживить радиостанцию, Ивану потребовалось крутить ручку генератора да следить за самодельным вольтметром, чтобы стрелка была в зелёной зоне. После этого, немного поколдовав над настройками, Коломейцев принялся вызывать Баргузин: